He was at the head of the Paulista Museum of the University of São Paulo (USP) between 1989 and 1994, but also organized between 1963 and 1968 the Museum of Archeology and Ethnology (MAE) of the university and also directed from 1968 to 1978.
Ulpiano Toledo Bezerra de Meneses
"I prefer to consider that the museum, instead of the space of production, preservation and reinforcement of a memory, becomes a space of confrontation, critical vision and understanding of memories," comments Ulpiano, in an interview with Revista E. Professor Emeritus of Faculty of Philosophy and Human Sciences and professor of the Post-Graduation Program in Social History, both of USP, Bezerra discusses the social and economic function of museums before the contemporary cultural industry.
"As the museum is invented, I have always believed that your first educational obligation would be to make known what a museum is and how it works," says the specialist, Ph.D. in Classical Archeology at the Sorbonne in France, and a former member of the Defense Council of the Historical, Archaeological, Artistic and Tourist Heritage (Condephaat) - linked to the Culture Department of São Paulo - from 1971 to 1987, from 1996 to 2004, and from 2006 to 2007.
What would be the role of a museum in today's times?
The most important thing I can say is that it is not appropriate to reduce the functions of the museum to a single model. It is a strong tendency among us and it is good to fight it. Museums, yesterday and today, have the potential to perform various functions: aesthetic fruition, critical knowledge, information, education, development of subjectivity bonds, dream, reverie, etc. In my view, the great privilege of the museum is to be able to articulate - preferably in solidarity - this multiplicity of functions, scientific-documentary, cultural and educational. Such privilege continues in our day.
However, I would add something more marked by the times in which we live and that has in the dematerialization of society an explosive factor of social control, dematerialization that the museum can resist. In fact, until the post-human project is realized, the human condition is still defined as corporeal. It is our way of being in the world: as experts say in the studies of material culture, not only do we have a body, but we are a body. Material mediations, therefore, are a condition of biological, psychic and social life.
Thus, there is still justification in our society for a platform specifically dedicated to eliciting or deepening the awareness of the material universe in which we are immersed and of which we are part, but which, by its indispensable omnipresence, passes almost always blank. Now, I believe that one of the main functions of the museum is to denaturalize this material dimension of the world, that is, to show it as a product of human action, human interests, conflicts, values and human aspirations - including culturalized nature.
Dematerialization, however, is appropriate to the new socioeconomic and cultural order of advanced capitalism and has been provoking radical transformations, either in the city as a deterritorialized space, or in the medical diagnosis that the patient is unaware of, or in the outsourcing of our five senses, eliminating them from social experience, ultimately, culminating in the financial system, which invented the most radical and sublimely incorporeal private property. We need to convince ourselves that dematerialization is a door that opens to domination.
Museums have changed a lot in recent years. And they became great public vedettes in the metropolis. Have the museums changed or did the public become closer to the themes brought in at the shows?
It is not possible to give a single answer to this question. I would therefore like to mention the leverage function that has been attributed mainly to the architecture and high technology resources of the so-called new museums, in the revitalization of urban areas, within the tendency of exploitation of cultural capital in the processes of selling the image of cities, the selling cities.
In other words: it is quite acceptable to make wedges museums for the recovery of problematic areas and insertion of the city into circuits of international income. The most exemplary cases, however, show that the biggest beneficiary has always been the market. Recent academic studies, for example, have shown that the city of Bilbao has effectively won with the installation of the Guggenheim Museum.
However, the major beneficiary was the Guggenheim holding, and the cultural role with the local population has been minimal relative to international tourism vacancies; moreover, the benefit to Basque or Spanish art has not yet become present. As for the circulation of large shows, this certainly opened up horizons, but the risks of its implementation by the cultural market were not always avoided.
In your opinion, how important is the exhibition curator? Many teachers use curriculum as an extension of their classes.
The concept of curatorship, which involves care - healing in Latin - with the formation, maintenance, study and use of collections, was fundamental since the 19th century to professionalize work in museums. Today, we talk about curatorship to characterize the organization of an exhibition as authorial work, which in itself is legitimate.
Of course, the role of the intentions of the producer and even the recipients of what is exposed becomes relativized. In concrete situations, there may be several negative aspects, such as the rigidity of the party chosen by the curator or the mediocrity or insufficiency of their positions. There is an ambiguity of this authority granted to the healer, in the face of multiple contemporary conceptions of what is authored.
I think, however, that the most perverse risk is the outsourcing of the curatorship as a standard, since it demobilizes the museums themselves, which are reduced to mere spaces for ready-to-wear exhibitions. There is nothing against the circulation of large expositions, I repeat, but when external curators replace or drastically reduce the responsibilities of internal and permanent curators, a common ditch is created in museums, which thus dispense with organizing their own exhibitions.
And they lose the ability to develop their diverse functions in solidarity. At the same time, the commercialization of the museum field is reinforced, as has been the case with blockbuster exhibits, which require the return of considerable investments.
Does the emergence of museums around issues related to the memory of warfare matter as an instrument of citizenship, such as the Holocaust Museum in Berlin and the Museum of Torture in Italy?
The modes, practices and functions of memory are historical, they transform over time. In the West, especially in the post-war period of 1939-1945, there is a clear inflection of memory, which assumes a markedly ethical and political character, tending towards subjectification and privatization, dissociating itself from the interests of the state, fragmenting according to the divisions of society.
More than in museums, this phenomenon is observed in monuments and so-called antimonuments, in which the monument is realized in its own annulment, which pose the problem of the impossibility of representing great traumas such as the Holocaust and other genocides, ethnic wars, terrorism , torture - including that of state - and even major natural accidents. In museums, this problem of figurability was, in a certain way, domesticated, in search of an affective adhesion.
The war memorials themselves, sponsored by the public power, have become less official and laudatory and more critical. Finally, it is necessary to remember the emergence, in the last decades, of the so-called dark tourism, that tourism that turns to the visit to places marked by catastrophes, tragedies, celebrated crimes, suffering, like concentration camps, prisons, territories of battles, etc. . It is a question of responding to the needs of purging and catharsis, or even, in the limit, to psychically problematic behavior.
What would be the role of the contemporary museum in preserving memory?
In a society in which social memory is composed not only of diversified but conflicting memories, to give the museum the role of memory preservation is to make it a choice between many and to legitimize an ideological function. I prefer to consider that the museum - mainly historical, rather than production space, preservation and reinforcement of a memory - becomes a space of confrontation, critical vision and understanding of memories. Naturally, I am not ignoring here the social practices concerning the memory that segments of society make of the museum nor their right to build their own memories.
I am only privileging the inescapable need for spaces of counterpoint, so that society is not just a handful of armored and self-centered identities, just juxtaposed. The museum enjoys exceptional conditions to function as a 'public sphere' - in the sense formulated by political philosophers, such as Habermas [German philosopher and sociologist, born in 1929], as spaces for communicative action.
How do you see the creation of virtual museums? Is it possible to replace physical information with virtual ones only in the case of museums?
I am totally in favor of the use of computers in museums. I am in the same way totally against the reduction of the museum to a single ideal model, like straitjacket, the virtual museum. When talking about virtual museum, the reference is, above all, to the exhibition in the physical space: the internal organization, as well as the circulation in the web are questions of another nature. The reference is also to the dematerialization of perception.
Then virtual models-including the most popular ones-work far short of the extraordinary potential that computing could bring to such a traditional museum. I could even say that I am against the virtual museum because what is virtual in it is very poor, yet. What I have seen is a standard, well-behaved, limited use, in spite of the incantation it can produce.
This reveals that the museum is serving technology - in one of its most traditional strands, interactive games and immersion features - and not using technology to cater to the myriad of cognitive-documentary, cultural, and educational functions that it can develop. But, there are other risk factors in the virtual museum - not necessarily in the virtual exhibition.
What are these risk factors?
The first and essential question brought by this model is that of the onerous need of the museum with a collection: information, not things, would characterize the new commitments. For my part, I continue to believe that the legitimating commitment of the museum is to the intelligibility of the world and, as the English anthropologist Mary Douglas said, to seek meaning in the world involves interpreting it as sensitive.
A second question concerns the disinterest for cognitive purposes in exhibitions - if one continues to admit that the museum has responsibilities with knowledge and critical training. This is not a natural tendency or limitation of digital technology, on the contrary! But of the 'uncritical' and decontextualized reproduction of this technology, in addition to being more information centered than knowledge.
As is evident on the internet, for example, the simultaneity is privileged, the synchronic, which prevents or makes difficult to understand the implications of duration or sequence. Reflection does not do well with the snapshot. As in the aesthetics of the music video, immersion is exclusively valued.
And reducing immersion, without further emersion, can lead to drowning. In the field of knowledge and critical training, which require distance and time, is what has happened. Perception is diluted in sensation, which is undoubtedly pleasurable and positive, but compromises the consciousness of sensory mediation of life - the root of intelligibility.
Moreover, when the battery of sensations is exclusive of alternatives, even interactivity may be misleading and runs the risk of masking intellectual passivity under the guise of gestural hyperactivity. Again, it seems to me that the mismatches are not of technology, but of who operates them.
Is there yet another factor that interferes with the role of the museum?
Yes, one last question. Increasingly, I find grounds to believe that the museum should be the place of questions, much more than answers. Your main educational function would be to teach questions. The virtual world is fully empowered for this function - and how! However, it is not what has been happening in practice. Also in the virtual museum the paradigm of observational knowledge has dominated, to the detriment of the discursive. And the experiences he proposes are predominantly instrumental.
In this way, the museum plays a homologatory role, which is supplied in most of the ready answers. Again, under the guise of interactivity, it is still deceptively proposed that seeing is the best path of knowing - multisensoryism is still hierarchized by vision. The great thinker of technology, Gilbert Simondon [French philosopher, 1924-1989], had long hoped that the machine could be endowed with a certain margin of indeterminacy, becoming sensitive to external information. Why not incorporate such a perspective right now?
Can one say that there is a crisis of memory due to new technologies?
No, absolutely. It would be fetishizing technology, that is, transferring to technology, which is mediation, what should be credited to men and their interests. The problem is that, to the dominant interests, always pays to blame technology. Plato, in 5th century BC, affirmed that with writing memory would dislodge the minds of men and make them poorer and more dependent.
The French historian Pierre Nora, echoing Plato, says that today's memory has ceased to be lived experience and is concentrated, dryly, in places of memory, including museums. I believe, as I have already said, that the practices, functions and supports of memory are transformed historically. And as Steve Woolgar [British sociologist] put it, speaking of the "third rule of virtuality": new virtual technologies tend to complement - rather than replace - existing technologies.
In order to focus on the issue of technology and memory, I believe that there is an enormous potential for collective memory on the Internet, still in its infancy - and concomitantly with powerful mechanisms of social amnesia. On the other hand, I see in the great celebrations of mass - sports, music, politics of every order - places of memory that new patterns of sociability are causing to emerge.
With the big malls, because of the bad traffic and even the violence of the metropolis, the paulistano increasingly moves away from the streets. Does this type of behavior lead citizens to become emotionally disconnected from their city, from their referents, like a square or a park?
These aspects count, but the problem lies further down. We know that the first axis that technical reason imposed on the industrial city was the circulation of goods, people, and information. Today, the city, not only the road network, but the whole city, is at the service of circulation. Hence the multiplication of highways and expressways, tunnels, bridges and viaducts, parking pockets and underground garages, wide streets and so on.
With the dominance of the automobile, the naturalness of these premises was further strengthened. Then two paradoxes arise. The first is the loss of meaning and density of the inhabitant of the city: citizen becomes passer-by, passer-trans-eo, in Latin, refers to one who only crosses but does not 'practice' space; finally, it is degraded into a passing passenger. On the other hand, if progress was conceived as the suppression of space by the reduction of time, a radical imbalance is established: the public network was careful to ensure the circulation of goods and, above all, information, not bodies. These are the responsibility of each individual, with the discrimination involved.
The result of all this is what the French historian Bernard Lepetit defined with admirable precision as the risk of the 'semantic reduction' of the city, in the face of the threat of the new urban system restricting the possibility of meaning. We would have much to gain by replacing the urban environmental patrimony in these terms, even to better conceptualize one of its current purposes, the quality of life, rather than the image.
How do you see cultural marketing around the museums and their exhibitions?
I see no opposition between cultural value and economic value. But I see an insurmountable conflict between cultural logic and market logic. In this line, cultural marketing should be guided by cultural logic by using market instruments. Unfortunately, this is not the norm, as museums succumb to the illusion of being productive and serve the market, rather than serve it.
The New York Museum of Natural History has a program where children spend one night in their rooms. Is this kind of experience and interactivity the way to the museum of the future?
As the museum is not something natural, but invented, I have always believed that your first educational obligation would be to make known what a museum is and how it works. If the show is on that line, it sounds great.
2
Inaugural lecture of the Master in Museology of USP,
with the teacher Ulpiano Toledo Bezerra de Meneses.
Edison Mariotti Cesar Rodrigues
em 7 de agosto de 2012 - 15:25
University Council Room of USP
(Reitoria – Cidade Universitária | São Paulo-SP)
fonte: @edisonmariotti #edisonmariotti
"Eu só quero pensar no futuro e não ficar triste." Elon Musk.
-
"I just want to think about the future and not be sad." Elon Musk.
This report is guaranteed to verify the address of the LINK above
Say no to fake News!
-
Esta reportagem tem a garantia de apuração do endereço do LINK acima.
Diga não às fake news!
-
Culture is not what enters the eyes and ears,
but what modifies the way of looking and hearing
A museum is not just a place for treasured artefacts,
but a vibrant space where history truly comes alive!
-
Um museu não é apenas um lugar para artefatos preciosos,
mas um espaço vibrante onde a história realmente ganha vida
--br
Entrevista com Ulpiano Toledo Bezerra de Meneses, que conhece com intimidade o tema museologia.
Ulpiano Toledo Bezerra de Meneses
“Prefiro considerar que o museu, em vez de espaço de produção, preservação e reforço de uma memória, transforme-se num espaço de confronto, visão crítica e entendimento das memórias”, comenta Ulpiano, em entrevista à Revista E. Professor emérito da Faculdade de Filosofia e Ciências Humanas e docente do programa de Pós-Graduação em História Social, ambos da USP, Bezerra discorre sobre a função social e econômica dos museus ante a indústria cultural contemporânea.
“Como o museu é inventado, sempre acreditei que sua primeira obrigação educacional seria dar a conhecer o que é um museu e como funciona”, diz o especialista, doutor em Arqueologia Clássica pela Sorbonne, na França, e ex-membro do Conselho de Defesa do Patrimônio Histórico, Arqueológico, Artístico e Turístico (Condephaat) – vinculado à Secretaria da Cultura de São Paulo – nos períodos de 1971 a 1987, 1996 a 2004, e 2006 a 2007.
Qual seria a função de um museu nos tempos de hoje?
O mais importante que posso dizer é que não convém reduzir as funções do museu a um modelo único. É uma tendência forte entre nós e convém combatê-la. Os museus, ontem como hoje, têm potencial de exercer várias funções: fruição estética, conhecimento crítico, informação, educação, desenvolvimento de vínculos de subjetividade, sonho, devaneio etc. No meu entendimento, o grande privilégio do museu é poder articular – de preferência solidariamente – essa multiplicidade de funções, científico-documentais, culturais e educacionais. Tal privilégio continua em nossos dias.
No entanto, acrescentaria algo mais marcado pelos tempos em que vivemos e que tem na desmaterialização da sociedade um explosivo fator de controle social, desmaterialização a que o museu pode resistir. De fato, até que o projeto pós-humano se realize, a condição humana se define ainda como corporal. É o nosso modo de ser no mundo: como dizem os especialistas nos estudos da cultura material, não apenas temos um corpo, mas somos um corpo. As mediações materiais, portanto, são condição de vida biológica, psíquica e social.
Assim, ainda se justifica haver em nossa sociedade uma plataforma especificamente dedicada a suscitar ou aprofundar a consciência do universo material em que estamos mergulhados e de que fazemos parte, mas que, por sua indispensável onipresença, passa em branco quase sempre. Ora, creio que uma das principais funções do museu é desnaturalizar essa dimensão material do mundo, isto é, mostrá-lo como produto da ação humana, dos interesses humanos, dos conflitos, valores e aspirações humanas – aí se incluindo a natureza culturalizada.
A desmaterialização, porém, convém à nova ordem sócioeconômicocultural do capitalismo avançado e vem provocando transformações radicais, quer na cidade como espaço desterritorializado, quer no diagnóstico médico que desconhece o doente, quer na terceirização dos nossos cinco sentidos, eliminando-os da experiência social, quer, enfim, culminando no sistema financeiro, que inventou a propriedade privada mais radical e sublimadamente incorpórea. É preciso se convencer de que a desmaterialização é uma porta que se abre à dominação.
Os museus se modificaram bastante nos últimos anos. E se tornaram grandes vedetes de público nas metrópoles. Mudaram os museus ou o público se tornou mais próximo aos temas trazidos nas mostras?
Não é possível dar uma única resposta a tal questão. Limito-me, assim, a mencionar a função de alavanca que se tem atribuído principalmente à arquitetura e recursos de alta tecnologia dos denominados new museums, na revitalização de áreas urbanas, dentro da tendência de exploração do capital cultural nos processos de venda da imagem de cidades, as selling cities.
Em outras palavras: é plenamente aceitável fazer de museus cunhas para recuperação de áreas problemáticas e inserção da cidade em circuitos de renda internacional. Os casos mais exemplares, porém, mostram que o maior beneficiário tem sido sempre o mercado. Estudos acadêmicos recentes, por exemplo, demonstraram que a cidade de Bilbao efetivamente ganhou com a instalação do Museu Guggenheim.
Contudo, o grande beneficiário foi a holding Guggenheim, e o papel cultural junto à população local tem sido mínimo em relação às vagas internacionais de turismo; além disso, o benefício para a arte basca ou espanhola ainda não se tornou presente. Quanto à circulação das grandes mostras, por certo isso nos abriu horizontes, mas nem sempre foram evitados os riscos de sua instrumentação pelo mercado cultural.
Em sua opinião, qual a importância do curador de exposições? Muitos professores utilizam a curadoria como extensão de suas aulas.
O conceito de curadoria, que implica o cuidado – cura em latim – com a formação, manutenção, estudo e uso de coleções, foi fundamental desde o século 19 para profissionalizar o trabalho em museus. Hoje, fala-se em curadoria para caracterizar a organização de uma exposição como trabalho autoral, o que em si é legítimo.
Naturalmente, fica relativizado o papel das intenções do produtor e mesmo dos receptores daquilo que se expõe. Já em situações concretas, podem surgir vários aspectos negativos, como a rigidez do partido escolhido pelo curador ou a mediocridade ou insuficiência de suas posições. Há uma ambiguidade dessa autoridade concedida ao curador, em face das múltiplas concepções contemporâneas do que seja autoria.
Penso, porém, que o risco mais perverso seja a terceirização da curadoria como padrão, pois desmobiliza os próprios museus, que acabam se reduzindo a meros espaços de exposições prêt-à-porter. Nada contra a circulação de grandes exposições, repito, mas, quando as curadorias externas substituem ou reduzem drasticamente as responsabilidades das curadorias internas e permanentes, cria-se uma vala comum nos museus, que assim se dispensam de organizar suas próprias exposições.
E perdem condições de desenvolver solidariamente suas diversificadas funções. Ao mesmo tempo, reforça-se a mercantilização do campo museal, como vem acontecendo com a voga das exposições “arrasa-quarteirão”, os blockbuster exhibits, que precisam do retorno de investimentos consideráveis.
O fato de surgirem museus em torno de temas relacionados à memória da guerra é importante como instrumento de cidadania, assim como o Museu do Holocausto em Berlim e o Museu da Tortura na Itália?
As modalidades, práticas e funções da memória são históricas, transformam-se ao longo do tempo. No Ocidente, sobretudo no pós-guerra de 1939-1945, há uma nítida inflexão da memória, que assume um caráter marcadamente ético e político, tendendo à subjetivação e à privatização, desvinculando-se de interesses do estado, fragmentando-se conforme as divisões da sociedade.
Mais que nos museus, esse fenômeno se observa nos monumentos e nos chamados antimonumentos, em que o monumento que se realiza na sua própria anulação, os quais colocam o problema da impossibilidade de representar grandes traumas como o holocausto e outros genocídios, guerras étnicas, terrorismo, tortura – inclusive a de estado – e até mesmo grandes acidentes naturais. Nos museus esse problema da figurabilidade foi de certa forma domesticado, em busca de uma adesão afetiva.
Os próprios memoriais de guerra, patrocinados pelo poder público, tornaram-se menos oficiais e laudatórios e mais críticos. Por fim, é preciso lembrar o surgimento, nessas últimas décadas, do chamado dark tourism, aquele turismo que se volta para a visita a lugares marcados por catástrofes, tragédias, crimes célebres, sofrimento, como campos de concentração, prisões, territórios de batalhas etc. Trata-se de responder a necessidades de purgação e catarse, ou, ainda, no limite, a comportamentos psiquicamente problemáticos.
Qual seria o papel do museu contemporâneo na preservação da memória?
Numa sociedade em que a memória social se compõe não apenas de memórias diversificadas, mas conflitantes, atribuir ao museu o papel de preservação da memória é levá-lo a uma escolha entre muitas e legitimar uma função ideológica. Prefiro considerar que o museu – principalmente histórico, em vez de espaço de produção, preservação e reforço de uma memória – transforme-se num espaço de confronto, visão crítica e entendimento das memórias. Naturalmente, não estou ignorando aqui as práticas sociais relativas à memória que segmentos da sociedade fazem do museu nem seu direito a construir suas próprias memórias.
Estou apenas privilegiando a necessidade inelutável de espaços de contraponto, para que a sociedade não seja apenas um punhado de identidades blindadas e autocentradas, apenas justapostas. O museu desfruta de condições excepcionais para funcionar como uma ‘esfera pública’ – no sentido formulado por filósofos políticos, como Habermas [filósofo e sociólogo alemão, nascido em 1929], como espaços do agir comunicativo.
Como você vê a criação de museus virtuais? É possível substituir a informação física apenas pela virtual no caso dos museus?
Sou totalmente a favor do uso da informática nos museus. Sou da mesma maneira totalmente contra a redução do museu a um único modelo ideal, como camisa de força, o museu virtual. Quando se fala de museu virtual, a referência é, sobretudo, à exposição no espaço físico: a organização interna, assim como a circulação na web são questões de outra natureza. A referência é também à desmaterialização da percepção.
Depois, os modelos virtuais – inclusive os de maior sucesso de público – funcionam muito aquém do extraordinário potencial que a informática poderia trazer para o tal museu tradicional. Poderia até afirmar que sou contra o museu virtual porque o que há nele de virtual é muito pobre, ainda. O que tenho visto é um uso padrão, bem comportado, limitado, apesar do encantamento que pode produzir.
Isso revela que o museu é que está servindo à tecnologia – numa de suas vertentes mais tradicionais, a dos jogos interativos e dos recursos de imersão – e não se servindo da tecnologia para atender ao enorme leque de funções cognitivo-documentais, culturais e educacionais que ele pode desenvolver. Mas, há outros fatores de risco no museu virtual – não forçosamente na exposição virtual.
Quais seriam esses fatores de risco?
A primeira e essencial questão trazida por esse modelo é a da desnecessidade onerosa do museu com acervo: a informação, não as coisas, é que caracterizaria os novos compromissos. De minha parte, continuo acreditando que o compromisso legitimador do museu é com a inteligibilidade do mundo e, como dizia a antropóloga inglesa Mary Douglas, procurar sentido no mundo envolve interpretá-lo como sensível.
Uma segunda questão refere-se ao desinteresse por objetivos cognitivos nas exposições – se é que se continua a admitir que o museu tem responsabilidades com o conhecimento e a formação crítica. Não se trata de uma tendência ou limitação natural da tecnologia digital, pelo contrário! Mas da reprodução ‘acrítica’ e descontextualizada dessa ?tecnologia, além de mais centrada na informação que no conhecimento.
Como fica patente na internet, por exemplo, privilegia-se a simultaneidade, o sincrônico, o que impede ou dificulta compreender as implicações da duração ou da sequência. A reflexão não se dá bem com o instantâneo. Como na estética do videoclipe, valoriza-se exclusivamente a imersão.
E a imersão redutora, sem posterior emersão, pode conduzir ao afogamento. No campo do conhecimento e da formação crítica, que exigem distância e tempo, é o que tem acontecido. A percepção se dilui na sensação, o que é sem dúvida ?prazeroso e positivo, mas compromete a consciência da mediação sensorial da vida – raiz de inteligibilidade.
Além do mais, quando a bateria de sensações é excludente de alternativas, até a interatividade pode ser enganosa e corre o risco de mascarar passividade intelectual sob a aparência de hiperatividade gestual. Mais uma vez, parece-me que os desajustes não são da tecnologia, mas de quem os opera.
Haveria ainda outro fator que interfira no papel do museu?
Sim, uma última questão. Cada vez mais, encontro fundamentos para acreditar que o museu deveria ser o lugar das perguntas, muito mais que das respostas. Sua principal função educacional seria ensinar a fazer perguntas. O mundo virtual está plenamente capacitado para essa função – e como! Entretanto, não é o que vem acontecendo, na prática. Também no museu virtual o paradigma do conhecimento observacional tem dominado, em detrimento do discursivo. E as experiências que ele propõe são predominantemente instrumentais.
Dessa forma, o museu exerce um papel homologatório, abastecido na maior parte de respostas prontas. De novo, sob a aparência da interatividade, continua-se a propor enganosamente que ver é o melhor caminho do conhecer – o multissensorialismo ainda é hierarquizado pela visão. O grande pensador da tecnologia, Gilbert Simondon [filósofo francês, 1924-1989], há tempos formulava a esperança de que a máquina pudesse ser dotada de certa margem de indeterminação, tornando-se sensível a uma informação externa. Por que não incorporar tal perspectiva desde já?
Pode-se afirmar que existe uma crise da memória por conta das novas tecnologias?
Não, absolutamente. Seria fetichizar a tecnologia, isto é, transferir para a tecnologia, que é mediação, aquilo que se deve creditar aos homens e seus interesses. O problema é que, aos interesses dominantes, compensa sempre responsabilizar a tecnologia. Já Platão, na Grécia do século 5 a.C., afirmava que, com a escrita, a memória se desalojaria da mente dos homens e os tornaria mais pobres e dependentes.
O historiador francês Pierre Nora, ecoando Platão, diz que a memória, hoje, deixou de ser experiência vivida e se concentra, secamente, em lugares de memória, entre os quais os museus. Acredito, como já disse, que as práticas, funções e suportes da memória se transformam historicamente. E, como dizia Steve Woolgar [sociólogo britânico], ao falar da “terceira regra da virtualidade”: as novas tecnologias virtuais tendem a complementar – em vez de substituir – as tecnologias existentes.
Para me ater à questão da tecnologia e da memória, acredito que há na internet um enorme potencial de memória coletiva vivenciada, ainda em gestação – e concomitantemente com potentes mecanismos de amnésia social. Por outro lado, vejo nas grandes celebrações de massa – esportivas, musicais, políticas de toda ordem – lugares de memória que novos padrões de sociabilidade estão fazendo surgir.
Com os grandes shoppings, por conta do trânsito ruim e mesmo da violência da metrópole, o paulistano se afasta cada vez mais das ruas. Esse tipo de comportamento leva o cidadão a se desligar emocionalmente de sua cidade, de seus referenciais, como uma praça ou um parque?
Esses aspectos contam, mas o problema está mais embaixo. Sabemos que o primeiro eixo que a razão técnica impôs à cidade industrial foi a circulação, de mercadorias, pessoas e informação. Hoje, a cidade, não só a rede viária, mas a cidade toda, está a serviço da circulação. Daí a multiplicação de elevados e vias expressas, túneis, pontes e viadutos, bolsões de estacionamento e garagens subterrâneas, ruas alargadas e assim por diante.
Com o domínio do automóvel, mais se reforçou a naturalidade dessas premissas. Surgem, então, dois paradoxos. O primeiro é a perda de sentido e densidade do habitante da cidade: de cidadão transforma-se em passante, transeunte – trans-eo, no latim, se reporta àquele que apenas atravessa, mas não ‘pratica’ o espaço; finalmente, degrada-se em passageiro, aquele que passa. De outra parte, se o progresso foi concebido como a supressão do espaço pela redução do tempo, instaura-se um desequilíbrio radical: a rede pública se esmerou em assegurar a circulação de bens e, sobretudo, de informações, não de corpos. Estes ficam a cargo de cada indivíduo, com as discriminações aí implicadas.
O resultado disso tudo é aquilo que o historiador francês Bernard Lepetit definiu com admirável precisão como o risco da ‘redução semântica’ da cidade, diante da ameaça de o novo sistema urbano restringir a possibilidade de significar. Muito teríamos a ganhar se recolocássemos nesses termos a questão do patrimônio ambiental urbano, inclusive para mais bem conceituar o que seja um de seus propósitos correntes, a qualidade de vida, em vez da imagem.
Como você vê o marketing cultural em torno dos museus e de suas exposições?
Não vejo oposição entre valor cultural e valor econômico. Vejo, porém, conflito insanável entre lógica cultural e lógica de mercado. Nessa linha, o marketing cultural devia pautar-se pela lógica cultural servindo-se de instrumentos do mercado. Infelizmente, não é o que ocorre, como norma, pois os museus sucumbem à ilusão de serem produtivos e servem ao mercado, em lugar de dele se servirem.
O Museu de História Natural de Nova York possui um programa em que as crianças passam uma noite em suas dependências. Tal tipo de vivência e interatividade é o caminho para o museu do futuro?
Como o museu não é algo natural, mas inventado, eu sempre acreditei que sua primeira obrigação educacional seria dar a conhecer o que é um museu e como funciona. Se o programa for nessa linha, parece-me ótimo.
Aula inaugural do Mestrado em Museologia da USP,
com o Prof. Ulpiano Toledo Bezerra de Meneses.
Edison Mariotti Cesar Rodrigues
em 7 de agosto de 2012 - 15:25
Sala do Conselho Universitário da USP
(Reitoria – Cidade Universitária | São Paulo-SP)
“Os museus, ontem como hoje, têm potencial de exercer várias funções: fruição estética, conhecimento crítico, informação, educação, desenvolvimento de vínculos de subjetividade, sonho, devaneio etc.”
“Cada vez mais, encontro fundamentos para acreditar que o museu deveria ser o lugar das perguntas, muito mais que das respostas”
“Sob a aparência da interatividade, continua-se a propor enganosamente que ver é o melhor caminho do conhecer”
“Há na internet um enorme potencial de memória coletiva vivenciada, ainda em gestação – e concomitantemente com potentes mecanismos de amnésia social”
--ru via tradutor do google
Интервью с Ульпано Толедо Безерра де Менесес, который глубоко знает тему музеологии.
Ульпано Толедо Безерра-де-Менесец прекрасно знает тему музеологии. Он был во главе Музея Паулисты Университета Сан-Паулу (USP) в период с 1989 по 1994 год, но также организовал между 1963 и 1968 года Музей археологии и этнологии (MAE) университета, а также режиссер с 1968 по 1978 год.
«Я предпочитаю считать, что музей, а не пространство производства, сохранение и укрепление памяти, становится пространством конфронтации, критического видения и понимания воспоминаний», - комментирует Ульпиано в интервью Revista E. Почетный профессор Факультет философии и гуманитарных наук и профессор программы последипломного образования в социальной истории, как USP, Bezerra обсуждает социально-экономическую функцию музеев перед современной культурной индустрией.
«Поскольку музей изобретался, я всегда считал, что ваше первое обязательство в области образования состояло бы в том, чтобы узнать, что такое музей и как он работает», - говорит специалист, доктор философии. в классической археологии в Сорбонне во Франции и бывший член Совета обороны исторического, археологического, художественного и туристического наследия (Condephaat) - связанный с отделом культуры Сан-Паулу - с 1971 по 1987 год, с 1996 по 2004 год, и с 2006 по 2007 год.
Какова роль музея в сегодняшние времена?
Самое главное, что я могу сказать, - нецелесообразно сводить функции музея к одной модели. Это сильная тенденция среди нас, и хорошо бороться с ней. Музеи, вчера и сегодня, могут выполнять различные функции: эстетическое воплощение, критические знания, информацию, образование, развитие субъективных связей, мечты, мечтания и т. Д. На мой взгляд, великая привилегия музея заключается в том, чтобы артикулировать - желательно в солидарности - это множество функций, научно-документальных, культурных и образовательных. Такая привилегия продолжается и в наши дни.
Тем не менее, я бы добавил что-то более заметное в те времена, в которые мы живем, и что в дематериализации общества есть взрывной фактор общественного контроля, дематериализация, которую музей может устоять. Фактически, до тех пор, пока не будет реализован постчеловеческий проект, состояние человека по-прежнему определяется как телесное. Это наш способ быть в мире: как говорят эксперты в исследованиях материальной культуры, мы имеем не только тело, но и тело. Следовательно, материальные медиации являются условием биологической, психической и социальной жизни.
Таким образом, в нашем обществе по-прежнему есть оправдание для платформы, специально посвященной выявлению или углублению осознания материальной вселенной, в которой мы погружены и частью которой мы являемся, но которая по своей незаменимой вездесущности почти всегда остается пустой. Теперь я считаю, что одной из главных функций музея является денатурализация этого материального измерения мира, то есть показать его как продукт человеческой деятельности, человеческих интересов, конфликтов, ценностей и человеческих устремлений, в том числе природа.
Однако дематериализация уместна для нового социально-экономического и культурного порядка современного капитализма и провоцирует радикальные преобразования, будь то в городе как детерриториализованное пространство, или в медицинском диагнозе, который пациент не осознает, или в аутсорсинге нашего пять чувств, устраняя их из социального опыта, в конечном счете, кульминацией финансовой системы, которая придумала самую радикальную и возвышенную бестелесную частную собственность. Нам нужно убедить себя, что дематериализация - это дверь, которая открывается для господства.
Музеи в последние годы сильно изменились. И они стали великими публичными ведетами в мегаполисе. Изменились ли музеи или приблизилась ли публика к темам, представленным на выставках?
Невозможно дать один ответ на этот вопрос. Поэтому я хотел бы упомянуть о функции рычагов, которая была в основном связана с архитектурой и высокотехнологичными ресурсами так называемых новых музеев, в активизации городских районов, в рамках тенденции использования культурного капитала в процессах продажи образ городов, торговых городов.
Другими словами: вполне приемлемо сделать клинские музеи для восстановления проблемных районов и вставки города в схемы международного дохода. Однако наиболее показательные случаи показывают, что самым большим бенефициаром всегда был рынок. Недавние академические исследования, например, показали, что город Бильбао фактически выиграл с установкой Музея Гуггенхайма.
Однако основным бенефициаром был холдинг Гуггенхайма, а культурная роль с местным населением была минимальной по сравнению с международными туристическими вакансиями; кроме того, польза баскскому или испанскому искусству еще не стала настоящей. Что касается распространения крупных шоу, это, безусловно, открыло горизонты, но риски его реализации на культурном рынке не всегда избегали.
На ваш взгляд, насколько важен куратор выставки? Многие преподаватели используют учебную программу как расширение своих классов.
Концепция кураторства, которая включает в себя лечение - исцеление на латыни - с образованием, содержанием, изучением и использованием коллекций, была фундаментальной с 19-го века, чтобы профессионально работать в музеях. Сегодня мы говорим о кураторстве, чтобы охарактеризовать организацию выставки как авторскую работу, что само по себе является законным.
Разумеется, роль намерений производителя и даже получателей разоблачения становится релятивизированной. В конкретных ситуациях может быть несколько негативных аспектов, таких как жесткость партии, выбранной куратором, посредственность или недостаточность их позиций. Существует двусмысленность этого авторитета, предоставленного целителю, перед лицом многочисленных современных представлений о том, что является автором.
Я думаю, однако, что самым извращенным риском является аутсорсинг кураторства в качестве стандарта, поскольку он демобилизует сами музеи, которые сводятся к простому пространству для готовых к выставке выставок. Повторяю, нет ничего против циркуляции больших экспозиций, но когда внешние кураторы заменяют или резко сокращают обязанности внутренних и постоянных кураторов, в музеях создается общий канав, что, таким образом, не распространяется на организацию собственных выставок.
И они теряют способность развивать свои разнообразные функции в солидарности. В то же время коммерциализация музейного поля усиливается, как это было в случае с блокбастерами, которые требуют возврата значительных инвестиций.
Возникает ли появление музеев вокруг вопросов, связанных с памятью о войне, как инструмент гражданства, таких как Музей Холокоста в Берлине и Музей пыток в Италии?
Режимы, методы и функции памяти являются историческими, они со временем меняются. На Западе, особенно в послевоенный период 1939-1945 годов, наблюдается явный перелом памяти, который носит явно этический и политический характер, склоняется к субъектизации и приватизации, отделяя себя от интересов государства, фрагментируя к подразделениям общества.
Это явление наблюдается не только в музеях, но и в памятниках и так называемых антимонопольных механизмах, в которых памятник реализуется в своем собственном аннулировании, что ставит проблему невозможности представления больших травм, таких как Холокост и другие геноциды, этнические войны, терроризм, пытки - в том числе государственные - и даже крупные природные аварии. В музеях эта проблема образности была, в некотором роде, одомашней, в поисках аффективной адгезии.
Военные мемориалы, спонсируемые государственной властью, стали менее официальными и хвалебными и более критичными. Наконец, необходимо помнить о появлении в последние десятилетия так называемого темного туризма, что туризм, который превращается в посещение мест, отмеченных катастрофами, трагедиями, знаменитыми преступлениями, страданиями, такими как концентрационные лагеря, тюрьмы, территории сражений и т. д. Речь идет о том, чтобы отвечать потребностям очищения и катарсиса, или даже, в пределе, на психически проблемное поведение.
Какова роль современного музея в сохранении памяти?
В обществе, в котором социальная память состоит не только из разнообразных, но противоречивых воспоминаний, чтобы предоставить музею роль сохранения памяти, это сделать выбор между многими и узаконить идеологическую функцию. Я предпочитаю считать, что музей - в основном исторический, а не производственный космос, сохранение и укрепление памяти - становится пространством конфронтации, критического видения и понимания воспоминаний. Естественно, я не игнорирую здесь социальные практики, связанные с памятью о том, что сегменты общества составляют музей и их право строить свои собственные воспоминания.
Я только привилегирующую необъяснимую потребность в пространствах контрапункта, так что общество - это не просто горстка бронированных и эгоистичных идентичностей, просто сопоставленных. Музей пользуется исключительными условиями, чтобы функционировать как «общественная сфера» - в смысле, сформулированном политическими философами, такими как Хабермас (немецкий философ и социолог, 1929 г.р.), как пространства для коммуникативных действий.
Как вы видите создание виртуальных музеев? Можно ли заменить физическую информацию виртуальными только в случае музеев?
Я полностью сторонник использования компьютеров в музеях. Я полностью согласен с сокращением музея до единственной идеальной модели, такой как смирительная рубашка, виртуальный музей. Говоря о виртуальном музее, речь идет прежде всего о выставке в физическом пространстве: внутренняя организация, а также обращение в Интернете - это вопросы другого характера. Речь идет также о дематериализации восприятия.
Тогда виртуальные модели, в том числе и самые популярные, намного превосходят необычный потенциал, который компьютер мог бы принести в такой традиционный музей. Я даже могу сказать, что я против виртуального музея, потому что виртуальное в нем очень плохое. То, что я видел, является стандартным, хорошо управляемым, ограниченным использованием, несмотря на заклинание, которое оно может произвести.
Это показывает, что музей обслуживает технологии - в одной из своих самых традиционных нитей, интерактивных играх и погружениях - и не использует технологии, чтобы удовлетворить множество когнитивно-документальных, культурных и образовательных функций, которые он может развивать. Но в виртуальном музее есть другие факторы риска - не обязательно в виртуальной выставке.
Каковы эти факторы риска?
Первым и существенным вопросом, поставленным этой моделью, является то, что обременительная потребность музея в сборе: информация, а не вещи, будет характеризовать новые обязательства. Со своей стороны, я по-прежнему полагаю, что легитимное обязательство музея заключается в разборчивости мира, и, как сказал английский антрополог Мэри Дуглас, искать смысл в мире предполагает интерпретацию его как чувствительного.
Второй вопрос касается незаинтересованности когнитивных целей на выставках - если кто-то продолжает признавать, что музей несет ответственность со знаниями и критической подготовкой. Напротив, это не естественная тенденция или ограничение цифровой технологии! Но «некритичное» и деконтекстуализированное воспроизведение этой технологии в дополнение к большей информации, чем знания.
Как видно в Интернете, например, одновременность является привилегированной, синхронной, что предотвращает или затрудняет понимание последствий продолжительности или последовательности. Отражение неэффективно с моментальным снимком. Как и в эстетике музыкального видео, погружение исключительно ценится.
И уменьшение погружения, без дальнейшего отражения, может привести к утоплению. В области знаний и критического обучения, которые требуют расстояния и времени, произошло то, что произошло. Восприятие размывается в ощущении, которое, несомненно, радует и позитивно, но компрометирует сознание сенсорного посредничества жизни - корень разборчивости.
Более того, когда батарея ощущений исключает альтернативы, даже интерактивность может вводить в заблуждение и рискует маскировать интеллектуальную пассивность под видом жестовой гиперактивности. Опять же, мне кажется, что несоответствия - это не технология, а кто их управляет.
Есть ли еще один фактор, который мешает роли музея?
Да, последний вопрос. Все чаще я нахожу основания полагать, что музей должен быть местом вопросов, а не ответами. Ваша основная образовательная функция - научить вопросам. Виртуальный мир полностью уполномочен на эту функцию - и как! Однако это не то, что происходит на практике. Также в виртуальном музее доминирует парадигма наблюдательного знания, в ущерб дискурсивному. И опыт, который он предлагает, является преимущественно инструментальным.
Таким образом, музей играет омологационную роль, которая предоставляется в большинстве готовых ответов. Опять же, под видом интерактивности, все еще обманчиво предлагается, что видение - лучший путь познания - мультисенсорство по-прежнему иерархизируется по видению. Великий мыслитель технологии Гилберт Симондон [французский философ, 1924-1989] давно надеялся, что машина может быть наделена определенным пределом неопределенности, становясь чувствительной к внешней информации. Почему бы не включить такую перспективу прямо сейчас?
Можно ли сказать, что из-за новых технологий наблюдается кризис памяти?
Нет, абсолютно. Это была бы фетишизация технологий, то есть передача технологии, которая является посредничеством, что нужно приписывать мужчинам и их интересам. Проблема заключается в том, что, к доминирующим интересам, всегда приходится обвинять технологию. Платон, в 5 веке до н.э., утверждал, что с письменной памятью вытеснят умы людей и делают их более белыми и более зависимыми.
Французский историк Пьер Нора, вторя Платону, говорит, что сегодняшняя память перестала быть пережитым опытом и сконцентрирована, сухо, в местах памяти, в том числе в музеях. Я считаю, как я уже сказал, что практика, функции и поддержка памяти преобразуются исторически. И, как выразился Стив Вулгар (британский социолог), говоря о «третьем правиле виртуальности»: новые виртуальные технологии, как правило, дополняют, а не заменяют существующие технологии.
Для того, чтобы сосредоточиться на проблеме технологий и памяти, я считаю, что существует огромный потенциал для коллективной памяти в Интернете, все еще в зачаточном состоянии, и одновременно с мощными механизмами социальной амнезии. С другой стороны, я вижу в великих торжествах массового спорта, музыки, политики каждого порядка - места памяти, которые вызывают новые модели общительности.
С большими торговыми центрами, из-за плохого движения и даже насилия в метрополии, паулистано все больше отходит от улиц. Этот тип поведения приводит к тому, что граждане становятся эмоционально отключенными от своего города, от их референтов, таких как площадь или парк?
Эти аспекты учитываются, но проблема лежит дальше. Мы знаем, что первой осью, которая была связана с промышленным городом, была торговля товарами, людьми и информацией. Сегодня город обслуживает не только сеть дорог, но и весь город. Отсюда умножение автомагистралей и скоростных автомагистралей, туннелей, мостов и виадуков, парковочных карманов и подземных гаражей, широких улиц и т. Д.
С преобладанием автомобиля естественность этих помещений была еще более усилена. Тогда возникают два парадокса. Во-первых, это потеря смысла и плотности жителя города: гражданин становится прохожим, прохожий-транс-эо, на латыни, относится к тому, кто только пересекает, но не «практикует» пространство; наконец, он деградирует в попутного пассажира. С другой стороны, если прогресс был задуман как подавление пространства за счет сокращения времени, то был установлен радикальный дисбаланс: общественная сеть была осторожна для обеспечения распространения товаров и, прежде всего, информации, а не органов. Это ответственность каждого человека с учетом дискриминации.
Результатом всего этого является то, что французский историк Бернард Лепетит определил с восхитительной точностью, как риск «смысловой редукции» города, перед лицом угрозы новой городской системы, ограничивающей возможность смысла. Нам нужно было бы многое выиграть, заменив городское экологическое достояние в этих условиях, даже чтобы лучше осмыслить одну из своих текущих целей, качество жизни, а не образ.
Как вы видите культурный маркетинг вокруг музеев и их выставок?
Я не вижу противоречия между культурной ценностью и экономической ценностью. Но я вижу непреодолимый конфликт между культурной логикой и рыночной логикой. В этой линии культурный маркетинг должен руководствоваться культурной логикой с использованием рыночных инструментов. К сожалению, это не норма, так как музеи поддаются иллюзии быть продуктивными и служить рынку, а не служить ему.
В нью-йоркском музее естественной истории есть программа, в которой дети проводят одну ночь в своих комнатах. Этот опыт и интерактивность - путь в музей будущего?
Поскольку музей не является чем-то естественным, но придуманным, я всегда считал, что ваше первое образовательное обязательство должно состоять в том, чтобы узнать, что такое музей и как он работает. Если шоу на этой линии, это звучит здорово.
2
Инаугурационная лекция Магистра в Музеологии USP,
с учителем
Университетский советский зал USP
Nenhum comentário:
Postar um comentário